А географические названия, если вдруг что, могу объяснить.
Сказка о кикиморе, полутрупе, живом доме и вытекающих из этого последствиях
читать дальшеНа улице раздался всплеск. Домовой заворочался и пробормотал:
– Опять кто-то на наше болото покушается.
– Не болото, а пруд, – сонно поправила я, перевернулась на другой бок и вновь задремала, успев услышать, как Делота (так домового величать) буркнул:
– Да хоть лужа.
Но и на сей раз я уснула ненадолго. Во дворе страдальчески затрещала вишня.
– Что за супостаты, мать их? – пробурчала я, вставая, подходя к окну и пытаясь разглядеть супостатов.
Вишня перестала трещать, да и не видно было никого. Я вглядывалась в темень так долго, что сумела увидеть и дремлющую в ветках вишни птичку, и даже волка, пробегающего у кромки леса. Но супостатов не было!
– Или у меня глюки, или ворог хорошо прячется, – заявила я в темноту, захлопнула ставни и побрела к кровати, отчётливо представляя, как сейчас ржёт незримый тать.
Домовой хихикнул и куда-то исчез. Я повалилась на кровать и опять задремала, обнявшись с подушкой и повернувшись к окну задом.
Но не суждено мне было сегодня выспаться. Едва дрёма перешла в сон, я почувствовала чьё-то прикосновение к лицу, а потом и клыки на моей шее.
Разлепив глаза, я мрачно вытаращилась в спинку кровати, скосила глаза, да так и замерла. Мне не приснилось. Меня и в самом деле кусали.
От моего дикого взвизга ворог вздрогнул и, видать, от страха, ещё сильнее впился в мою шею. Закричав громче и пронзительнее, я взмахнула руками и сжалась в комок.
На голову супостата, затрещав, грохнулась потолочная балка. Отцепившись от моей шеи, ворог взмахнул руками и упал на пол.
Я медленно села, слушая, как тяжело бухает сердце где-то в пятках. Махнула рукой, возвращая балку на место, потёрла шею. Делота немедленно засуетился, забормотал что-то. Шею кольнуло, а потом… всё прошло.
– Э? – я опять потёрла шею. – Спасибо…
Я опустила глаза на супостата. Да, неслабо его приложило. До сих пор без сознания
– Жив? – Домовой склонился над ним. Пожав плечами, я пересела на пол:
– Если смог сюда прийти – должен быть живым. Хотя живые не вламываются в дом с целью искусать хозяина.
Делота поспешно отшатнулся от супостата, и теперь я склонилась над ним, рассудив, что коль один раз цапнута, то потом, может, и пронесёт.
Ночной гость оказался на вид достаточно молодым – лет двадцати пяти, темноволосым и каким-то подозрительно бледным. Я неуверенно похлопала его по щекам и еле подавила желание тут же спрятаться куда-нибудь, где всякие там вороги меня не достанут. Парень был совершенно холодным.
– М-м-мать моя человечка, – пробормотала я. В доме как-то сразу стало холодно и тихо.
– Что? – поёживаясь, забеспокоился домовой.
– Да мёртвый он, вот что! – воскликнула я, сцепляя дрожащие пальцы в замок.
– Может, его добить? – неуверенно предложил Делота.
Я представила себе это действо и содрогнулась. Домовой понимающе вздохнул и замолчал. Вытянув из сундука шаль, я завернулась в неё и задумалась.
Ну и какие у нас могут быть бродячие мертвецы? Заложные покойники? Какому-то дураку приспичило схоронить заложного мертвеца в Глухомани? Нет, до такого люди ещё не докатились.
Утопленники? А что – около дома пруд имеется, чего б не утопиться какому-нибудь безутешному… Одичавший уже этот пруд, больше на болото похож. Какая радость в нём топиться?
Умруны? Ну да, а я тогда беременная женщина, которую умрун пугать пришёл?
Упыри? А что – подходит. Я как раз недавно с ведьмой одной поссорилась, она вполне могла упыря подманить. Только хлопотное это дело – упыря искать, через Глухомань его ко мне переводить…
Я перевела взгляд на окно. О, и ночь лунная, самое время для упырей.
Ну ладно, пускай этот ворог будет упырём. Надо же его как-нибудь называть.
Тьфу, о чём я думаю? Кто о чём, а баба…
– Может, свет зажечь? – жалобно попросил Делота.
– Можно, – вяло согласилась я, щёлкая пальцами. На столе около кровати вспыхнула свеча.
Упырь глухо застонал, заворочался. Я вздрогнула и едва не обрушила балку снова. Вообще, люблю я со страху чего-нибудь порушить.
Домовой прижался ко мне и жарко задышал в ухо. Упырь открыл глаза, уставился на побледневшую меня и попросил:
– Не кричи, пожалуйста.
Я была так шокирована, что не закричала, а только тихо пискнула.
Та-а-ак, я что-то не знаю об упырях. Честное слово, всю жизнь думала, что не могут покойники, даже зачем-то вылезшие опять из-под земли, разговаривать! Да и вообще, мне и встречались-то исключительно безмолвные упыри.
А этот ишь, разговаривает. Правда, плохой у него голос, хриплый да тихий. И вообще, какой-то этот упырь подозрительно спокойный. Признаться, я бы чувствовала себя увереннее, если бы сейчас от него драпала.
– Не бойся, не кинусь… пока, – успокоил парень, медленно принимая сидячее положение и с опаской поглядывая на потолок.
Мы с домовым совсем опешили. Хотя у меня ещё возникла мысль, что и в самом деле – пронесло! Ну, кто о чём, а баба…
– Где я? – оглядевшись, спросил мертвец.
– При Глухомани. Впереди и справа – лес, за лесом Льята кончается, слева – Вичет, позади – Темногорье и Касьян, – рассеянно отозвалась я.
– Ого. – Упырь задумчиво почесал затылок. – Далековато меня занесло…
За окном грохотнуло, сверкнуло, и с неба рухнул водяной поток. Мы с домовым что-то вякнули и вжали головы в плечи.
А ещё покойники умеют превосходно портить погоду. Словно в подтверждение моих мыслей на улице опять грохотнуло.
***
Кикимора металась по кухне, явно в поисках чего-то очень важного. Поразительно, но она умудрялась при таких метаниях сохранять совершенно невозмутимое и задумчивое лицо. Я лениво следил за ней, отмечая, что кожа у неё какая-то прозрачная – все жилки видно.
Домовой сидел за столом, подперев голову кулаком, и порой грустно вздыхал. Ещё бы. Если бы ко мне в дом вот так запросто заявился упырь, я бы тоже расстроился.
А теперь я сам в качестве упыря. Неожиданно.
Кикимора, похоже, нашла то, что искала, победно хлопнула дверцами шкафа… и эти дверцы со страдальческим скрипом покосились. Одна грозилась немедля упасть.
– Делота, помоги, пожалуйста, а то я сейчас тут всё разгрохаю, – устало пригрозила девица. Домовой встрепенулся, подскочил и выхватил из рук кикиморы кружку:
– Ты это… садись. Я, пожалуй, сам справлюсь.
Кисло улыбнувшись, кикимора уселась на покинутое домовым место. Поёрзала, откинула волосы с лица, повернулась ко мне, полюбовалась немного и неожиданно спросила:
– Почему ты пришёл именно к нам?
Скептическую физиономию у меня скривить не получилось – мышцы будто одеревенели – но очень хотелось. Ну вот разве я помнил, как из Касьяна перебрался через Темногорье (уже будучи мёртвым), зачем попёрся в Глухомань и уже оттуда вышел сюда!
Уже будучи мёртвым… Однако, наверное, немногие могли произнести или подумать такое о себе. Ага, потому что нормальные люди умирают своей смертью (ну или, в крайнем случае, хоронят их правильно), а ненормальные…
…Небо кажется тёмным и очень низким, деревья – напротив, высокими. Ели качают ветвями, каркают вороны, начинается противный дождь – вроде и не дождь, а так, морось какая-то. А на пеньке рядом сидит эта окаянная ведьма и паскудно ухмыляется…
Да, а ненормальные ругаются с ведьмами. Помирают, а потом опять встают и идут, мучимые жаждой крови, творить подвиги.
– Извини, – вздохнула кикимора, отводя взгляд.
– Рассвет скоро? – спросил я, бросая взгляд на окно.
– Часа через два, – зевнула девица. – А что?
– А то, – усмехнулся я, – что с наступлением рассвета я помру окончательно и бесповоротно.
Видимо, кикимора с недосыпу последний страх потеряла, потому что спросила:
– А пока, значит, ты ещё не до конца помер?
– Хотелось бы в это верить, – пробормотал я.
Домовой крякнул, расставил по столу кружки с чаем и бухнулся на свободный стул. Кикимора осторожно подтолкнула одну кружку ко мне.
– Мертвецы пьют чай или только кровь?
– Мертвецы пьют всё, – мрачно отозвался я. – В том числе и чай, и кровь, и водку.
– Водки не держим, – отрезал домовой.
Хмыкнув, я парой глотков осушил кружку и даже не почувствовал вкуса. Понял только, что чай какой-то подозрительно горячий.
Кикимора покосилась в окно, вздохнула и потушила свечу.
– Как зовут хоть тебя? – спросила она, зевая.
– Велан, – ответил я и вопросительно вскинул брови, призывая нечисть к ответу.
– Делота, – отозвался домовой.
– Илика, – склонила голову кикимора. – Извини за вопрос, но… ты давно умер?
Я опять пожалел, что мышцы на лице столь неподвижны. Поразительная кикимора.
– Да с неделю где-то. А что?
– Ну, мало ли. Тут места странные, можно найти того, кто тебя сможет оживить.
Похоже, что и жители этих мест столь же странные. Я мрачно усмехнулся. Ну вроде взрослая уже девушка, а в сказки верит. Эх, не понять мне мыслей нечисти, даже будучи нежитью.
***
– Иль, объясни мне, зачем мы его оставили? – проворчал домовой.
– Чтоб был, – отозвалась я, спускаясь с чердака. – Если сам преставится, то можно будет его по-тихому прикопать, да ещё и кол осиновый вбить. На всякий случай.
Домовой побледнел и пошатнулся.
– Да шучу я, шучу. Скажи лучше, у нас медовуха ещё осталась?
– А что? – подозрительно спросил Делота. Наверное, он думал, что я собираюсь ею отпаивать упыря.
– Да я сегодня думала в город сходить… Ну а медовуха всегда пригодится.
– Есть, ещё два бочонка, – отмахнулся домовой.
– Вот и хорошо. – Я глянула в зеркало, причесалась, накинула плащ и отправилась в путь. Делота ехидно пожелал удачи.
Остановившись у дома колдуна, я забарабанила в дверь, зная, что иначе он не обратит никакого внимания. Подождала ради приличия минуты две (мало ли, вдруг у него там опять опыт какой-то) и задолбилась в дверь ногами.
– Ну что ты там опять чудишь? – спустя полминуты возмутился Видбор, распахивая дверь.
– Здрасьте! – радостно улыбнулась я. – Я вас не отвлекаю?
– Отвлекаешь, конечно, но разве это тебя интересует, – махнул рукой колдун. – Заходи уж, зараза.
– Нет, Видбор Воротиславович, я не зараза. Это лихорадки – заразы, а я – кикимора, – ещё пуще заулыбалась я, заходя в дом.
– Чего пришла?
– Видбор Воротиславович, а вы мертвецов оживлять умеете? – зубасто ухмыльнулась я.
Колдун приосанился:
– А то ж!
– Нет, вы меня не поняли. Вы мертвецов оживлять умеете? – с нажимом переспросила я.
Видбор подозрительно выгнул бровь:
– Воскрешать, что ли?
– Ну, можно и так, – кивнула я.
– Э нет, я такими делами не занимаюсь! Это уж ты к священнику обращайся, – замахал руками колдун.
Я печально вздохнула:
– Да меня священник теперь чурается. В прошлый раз храм не открыл, так я через окно вошла. А он меня святой водой окатил, перекрестил на несколько раз и пинками выгнал. Чтоб народ не распугивала.
– Это Идаризий, что ли? – хохотнул Видбор. – Да ну, его не жалко. Он и сам приколдовывает, и воскресить поди сможет, если трупу ещё сорока дней не было… Кстати, а где ты труп сыскала?
– Чего это сыскала? Он сам пришёл.
Колдун вздрогнул и так зыркнул на меня, что я едва не вылетела на улицу.
– Упырь? Н-да, Иль, я думал, что уже не буду удивляться твоим выходкам. Но ты всё-таки меня удивила. Ты чего, упыря оживить хочешь? Воистину, не понять мне того, что в нечистой голове творится.
– А что, не получится? – огорчилась я.
– Да получится, но никому ещё такого в голову не приходило. Ладно, иди отсюда, не пугая клиентов.
Я покосилась на нескольких людей, боязливо вжавшихся в стенку, хмыкнула и вышла из дома.
– Отец Идаризий! Отец Идаризий!!! Не запирайся, я знаю, ты здесь!
Бабки у ворот храма зашушукались:
– Вот, уже и за Идаризием нечистый пришёл…
– А с виду так приличный человек, никогда в не подумала, что с нечистью якшается.
– Ох, какая злющая, на всю улицу орёт… Истинно говоришь, Шадра, пришёл за Идаризием нечистый.
Я прекратила дубасить дверь, обернулась к бабкам и поправила:
– Нечистая. Пришла. Я ж всё-таки девушка, вы меня за парня не принимайте, а то обижусь и вас заберу за компанию. Ну, отец Идаризий, ты мне нужен! Открывай, твоё ж преподобие, или я сейчас сама зайду!
Идаризий, видимо, понял, что от меня не скрыться, и открыл дверь.
– Что тебе, дочь моя? – скорбно вопросил священник.
– Ты свободен, отец мой? – нахально поинтересовалась я.
– Разумеется. Проходи.
Я под испуганные шепотки бабушек вошла в храм, прикрыла дверь и уселась на скамейку.
– Ну? – сурово сдвинул брови Идаризий.
– Ты мертвецов оживлять умеешь?
Священник потемнел лицом и прогремел:
– Ты за кого меня держишь, тварь нечистая?!
– Не кричи ты, – поморщилась я. – Я ж не прошу тебя их из могил поднимать, я прошу оживить. И то лишь одного.
– Воскресить? – задумался Идаризий. – Кого?
– Упыря.
Бедняге Священнику совсем поплохело, он тоже осел на скамейку, схватившись за сердце.
– Ты меня когда-нибудь в могилу сведёшь.
– Да мне сейчас этого не надо! Мне надо, наоборот, вывести из могилы! Я знаю, ты можешь! Смог же месяца два назад лешего к жизни вернуть. С человеком, наверно, проще будет.
– Нет!
– Я заплатить могу, – грустно предложила я. Идаризий гордо помотал головой:
– У меня сейчас служба, я не могу.
– Так приходи ночью!
Священник стал белее мела и приготовился упасть в обморок, но я похлопала его по щекам, и он всё-таки ответил:
– Ночью богоугодные дела не творятся!
– Ну так посчитай, что это не богоугодное, но очень важное дело! – воскликнула я. Подумала и добавила: – У меня медовуха хорошая есть. Касьянская.
Идаризий задумался.
– Медовуха, говоришь?.. Ну ладно, сегодня вечером загляну… но ничего не обещаю!
Я радостно покивала и вышла из храма. Бабушки удивлённо вытаращились на меня. Напустив на себя скорбный вид, я поведала:
– Оказалось, что отец Идаризий настолько безгрешен, что мне попросту не за что его забирать.
Идущий мимо волкодлак запнулся, вытаращился на меня, хрюкнул и поспешил завернуть за угол, где разразился громоподобным гоготом.
– Куда? – вытаращился домовой, когда я полезла на чердак.
– Упыря будить.
– Зачем?!
– Так пора уже. И вообще, неча ему так долго спать! Сам поднял всех на уши ни свет, ни заря, и со спокойной душой дрыхнет!
Во дворе скрипнула лестница, и голос Идаризия провозгласил:
– Окстись, нечистая, какая у упыря душа?!
– Мёртвая, злая и кровососущая, – буркнула я и махнула рукой, распахивая дверь. – Заходи! Надо его будить, или пускай спит?
– Буди! – великодушно разрешил священник, садясь за стол. Домовой в ужасе спрятался в кладовку.
***
Когда мне ткнули в бок и мрачно велели:
– Просыпайся! – я не мог остаться равнодушным. От такого заявления глаза распахнулись сами. И уж не знаю, как там мертвецов поднимают из могил, но так они бы точно пробудились. Дабы посмотреть, что это за дурень к ним явился.
– Чего? – хмуро поинтересовался я.
– Того. Тебя воскрешать явились. Пойдёшь к спасителю или послать его? – спросила Илика.
– Не надо, сам пошлю, – ответил я, поднимаясь.
Спускаться с чердака пришлось, облокотившись на кикимору.
Однако когда я увидел своего «спасителя», то и в самом деле чуть его не послал. Поразительно. Ко мне пришёл священник. Может, надо было ещё прошлой ночью на той вишне повеситься? Или утопиться в боло… тьфу, пруду.
– Ну, молодой человек, вы замечательно сохранились, – после тщательного осмотра подвёл итог священник.
– Спасибо, – мрачно поблагодарил я.
– Да не за что. – Иерей повернулся к Илике и домовому. – Извольте выйти.
– Изволим, – в один голос ответила нечисть и исчезла.
Признаться, мне стало страшно. Мало ли какие у этих священников методы…
***
На улице опять шёл дождь. Ну что за лето такое дождливое? Больше на осень похоже.
Домовой сидел у корней вишни, я развалилась на её ветвях и таращилась в небо, порой отфыркиваясь и нелестно выражаясь о дожде. Дождю на такое было наплевать. Вот он и плевал.
Из пруда на берег вылезло страшилище, всё в тине и водорослях, хорошенько встряхнулось и стало добрым молодцем. Я приветственно махнула водяному рекой. Нечистый прищурился, пригляделся и, прихрамывая, пошёл ко мне.
– Чего это к тебе святой отец явился? – насмешливо спросил добрый молодец, садясь рядом с домовым и задирая голову. – Да ещё перед тем парень какой-то.
– Тебе лучше не знать, – вздохнула я, свешиваясь вниз. – Как твои русалки поживают?
– А что им сделается? Только всё женихов себе просят.
– Перебьются! – фыркнули мы с Делотой.
– Не хватало ещё, чтоб под моими окнами утопленники расхаживали! – продолжила я.
Домовой покривился и хотел ещё что-то добавить, но я предупреждающе провела когтистой рукой над его головой.
– Вот и я против. Совсем пруд мне заср… э-э-э, загадят, – хмыкнул водяной. – Ты хоть в гости бы заглядывала.
– Нет, знаешь, как-то не хочется.
– Жаль. Ну ладно, я пошёл.
Добрый молодец поднялся, дошёл до пруда, встряхнулся, стал вновь страшилищем и нырнул в воду.
Я поёрзала, устраиваясь на ветвях поудобнее, покосилась на дом. Оттуда периодически слышались молитвы Идаризия и скептическое хмыканье Велана. Но лучше слышалось и чувствовалось другое – дому такие гости не нравились.
Половицы, ставни и двери без причины скрипели, дом, уже совсем старый, казался ещё старее и грозился сию же минуту развалиться. Сквозь раскрытые окна внутрь задувало дождевые капли, свечи потухли.
А потом дом начал возмущаться. Если бы я не вцепилась в дерево, то тут же рухнула бы на землю, как огромный перезревший плод.
…Он увидел лишь вспышку – а потом понял, что лежит на земле и… уже всё. Ссора закончилась. Не миром.
Грудь саднило. Велан попробовал подняться – не получилось. Тело как будто прибили к земле.
Небо кажется тёмным и очень низким, деревья – напротив, высокими. Ели качают ветвями, каркают вороны, начинается противный дождь – вроде и не дождь, а так, морось какая-то. А на пеньке рядом сидит эта окаянная ведьма и паскудно ухмыляется.
– Вот и всё, – прошипела ведьма, подходя к Велану. – Запомнишь меня?
Запомнит. И отомстит. Потом.
– Молчишь? Ну и хорошо. Оставайся.
Ведьма развернулась и ушла.
– Кто? – проскрипели где-то позади.
– Опять эта дурища ведьма с кем-то повздорила, – фыркнул другой голос, кажется, мужской. – Может, убрать его отсюда? А то разлагаться ещё начнёт, вонять будет…
Ему что-то ответили.
А потом Велан отключился…
Я схватилась за голову и выругалась. Домовой присоединился.
– Ч-чёрт возьми, что это? – вопросила я, поднимая глаза на дом. Всё вокруг расплывалось и кружилось.
– Память, чтоб её, – буркнул домовой. – Уходит…
Прижавшись к ветке, я поморгала, огляделась. Голова медленно прекращался кружиться.
…Он брёл вперёд. Просто брёл. Не понимая, зачем. Что-то толкало его вперёд. Противиться не хотелось. Да и зачем?
Лес кончился, стало светлее и тише. Впереди показалось болото, за ним – вишня и старый, уже потихоньку разваливающийся дом. В этом доме был кто-то живой. Совершенно точно.
Из болота вынырнуло какое-то страхолюдное существо, уставилось на Велана, покачало головой: не ходи. И нырнуло обратно.
Вишня затрещала. Ломает её изнутри кто-то, что ли?
Ставни распахнулись, из окна выглянула какая-то девка, долго оглядывалась и, наконец заявив:
– Или у меня глюки, или ворог хорошо прячется, – захлопнула ставни.
Похоже, что всё-таки глюки.
Дальше всё было как в тумане. Зачем-то он зашёл в дом, зачем-то цапнул эту девку… Очнулся только когда она завизжала.
А потом, когда на него упала потолочная балка, понял, что зря очнулся…
Нецензурные выражения лились из нас с Делотой единым потоком. Голова раскалывалась немилосердно, перед глазами всё плыло, никаких связных мыслей не было, а Идаризию и Велану были обещаны самые страшные муки Навьего царства.
Третьего воспоминания, к счастью, не последовало. Я слезла с вишни и, обнявшись с домовым, побрела домой. Иначе и в самом деле всё развалится…
Когда я уже потянулась к ручке, дверь распахнулась, и Идаризий выдохнул мне в лицо:
– Всё! Где у вас медовуха?
– В кладовке, – ответила я и упала в обморок. Хотя успела ещё услышать, что в небе что-то грохотнуло.
***
– С кем, говоришь, повздорил? – спросил священник.
– Я не говорил, – буркнул я. Но его преподобие ждал ответа. – С Энеей Вереянской.
Священник кивнул и отхлебнул из кружки. Я только поражался, как в такого худющего мужика может столько влезать. Уже полбочонка выдул.
Домовой хлопотал вокруг кикиморы. Я же, присмотревшись, заметил, что нормальная у неё кожа, не видно никаких жилок.
– Отстал бы ты уже от неё, – посоветовал священник. – Авось сама очнётся.
– Ага, а если не очнётся?! – возмутился Делота. Поёрзал ещё, потом вздохнул и окатил Илику водой.
– А, чтоб тебя так разбудили! – тут же возмутилась кикимора, отфыркиваясь и открывая глаза. – Ой, Делота, извини.
Я насмешливо склонил голову. Илика села, огляделась, наткнулась на мой взгляд и вопросительно вскинула брови:
– Жив?
– Похоже, что да, – кивнул я.
– Не похоже, а жив! – вмешался священник.
– Хватит медовуху жрать, – поморщилась Илика. – Шёл бы ты уже, твоё преподобие. А то не подобает священнику у невинных девиц ночью-то засиживаться…
Его преподобие побагровел и поставил кружку на стол, я фыркнул.
– Иди-иди, – поторопила кикимора. – И передай тем бабушкам, что у твоего храма сидели, что нечисть тебя мучила страшно, насилу убежал.
Священник ушёл так быстро, будто и вправду его здесь нечисть мучила.
– Меня тоже выгонишь? – усмехнулся я.
– Выгоню, – согласилась Илика. – Можешь в Глухомани переночевать, там дождя нет сейчас. Если нечисть прикопается, железом тыкай.
– Понял. Спасибо, – хмыкнул я, поднимаясь на ноги. – До встречи.
– Ага.
Когда я вышел, мне показалось, что весь дом облегчённо выдохнул.
***
Утро началось поздно. Но не успела я возрадоваться, что мне за мои мучения дадено спокойствие, как в дверь постучались.
– Какого?.. – мрачно спросила я потолок. Он мне не ответил, пришлось вставать, расчёсываться, одеваться и наконец встречать нежданных гостей.
Мои надежды не оправдались, и после десяти минут ожидания гости никуда не делись. То бишь, гость.
– Что, опять ты?! – взвыла я.
– Извини, – улыбнулся Велан и протянул мне букет колокольчиков.
Я совсем растерялась.
– Это за что?
– А просто так.
– Да? Ну, спасибо…
Домовой недовольно выглянул из окна, охнул и поспешно сунулся обратно.
– Ты сейчас занята? – проводив его взглядом, спросил Велан.
– А что? – попятилась я, думая, что меня сейчас уведут куда-нибудь подальше и убьют.
– Да вот, оказывается, отсюда в Темногорье есть телепорт. Может, прогуляемся?
– А… э… – неуверенно отозвалась я. Велан вопросительно вскинул брови. – Ладно.
Велан улыбнулся и подал мне руку.
Домовой нам вслед пробормотал:
– Ну вот, началось…